"Как бы ни относиться к отдельным аспектам полученных данных, можно согласиться с их авторами, что они свидетельствуют об отсутствии разрыва в познавательных способностях человека и человекообразных обезьян. Тем самым основательно подтверждается выдвинутое Ч. Дарвином представление о том, что разница между психикой человека и высших животных, как бы велика она ни была, это разница в степени, а не в качестве.
языковое поведение антропоидов действительно обладает зачатками многих качеств языка человека. При этом мы старались не преувеличивать сходство и не забывать о различиях. Перечислим важнейшие положения: человекообразные обезьяны обладают способностью воспринимать и продуцировать «слова», которые могут быть реализованы в разной форме. В основе таких «слов» лежит обобщенное представление о классе соответствующих объектов и действий, которое позволяет использовать их в разнообразных ситуациях, в том числе совершенно новых, употреблять в переносном смысле, в качестве шутливых и бранных выражений. Все это отвечает важнейшему свойству языка (по Выготскому): обобщение и значение слова суть синонимы;
они демонстрируют способность к преднамеренной передаче информации, в том числе к «высказываниям» об отсутствующих объектах и, в ограниченной степени, о событиях прошлого и будущего;
они могут поддерживать друг с другом и с человеком активные диалоги, включающие обмен ролями адресанта и адресата, в которых высказывание одного участника обусловливает ответ другого;
они понимают синтаксическую структуру речи (влияние порядка слов на смысл высказывания);
они различают звучащие слова и понимают, что различные комбинации одних и тех же фонем имеют разный смысл; они могут (при определенных условиях воспитания) воспринимать устную речь и понимать ее синтаксис на уровне двухлетнего ребенка.
Этот список можно продолжить, но напомним, что разница в «степени» вербального поведения антропоидов и языка человека весьма велика:
словарь обезьян (как бы ни преувеличивали его объем) ограничен по сравнению со словарем ребенка даже трех лет, а продуктивность языка (по Ч. Хоккету) проявляется только как тенденция;
свойство перемещаемости развито не настолько, чтобы появились уверенные основания считать, что обезьяны действительно могут подробно «высказываться» о событиях отдаленного прошлого и о планах на будущее; собственные «высказывания» шимпанзе в подавляющем большинстве случаев ограничиваются двумя-тремя «словами», что, впрочем, характерно и для двухлетних детей;
понимание синтаксиса также находится у обезьян на самой ранней ступени развития, хотя и сопоставимо с характерным для двухлетнего ребенка.
По образному выражению известного антрополога Э. Бейтс, «Берлинская стена пала, и это была стена, которая отделяет шимпанзе от человека» (цит. по SAVAGE-RUMBAUGH, LEWIN 1994/2003, с. 178). Приведем и слова Дж. Гудолл из ее предисловия к книге Р. Футса «Next of Kin»: «Конечно, человек уникален, но мы не так сильно отличаемся от остальных, как привыкли думать. Мы не высимся в сиянии на одинокой вершине, отделенные от остального животного царства непреодолимой пропастью. Шимпанзе, особенно обученные человеческому языку, помогают нам перебросить мост через эту воображаемую пропасть. Это заставляет нас по-новому относиться не только к шимпанзе, но и ко всем остальным удивительным животным, с которыми мы — human animals — сосуществуем на этой планете» (FOUTS, MILLS 1997/2002, с. 2).
А вот как выглядит знаменитый Канзи - самец карликового шимпанзе бонобо, который оказался едва ли не самым способным из всех обезьян, которых учили языкам-посредникам, его активный словарный запас составляет около 600 слов (считая только регулярно используемые), а пассивный измеряется тысячами.
