О роли иностранцев в гражданской войне
Прочла интересный материал чешского историка о роли белочехов в гражданской войне. Отрывок: "Царские сокровища, попавшие в Казани в руки чехословакам, представляли собой 61 500 пудов золота в разной форме, а также серебро, драгоценные металлы (платина, иридий, осмий), бриллианты, драгоценные камни и несколько вагонов русcких денег, а также печaтный станок для их изготовления. Этими деньгами чехословаки рассчитывались за товары, и, вероятно, сами их печатали.
В Казани в руки чехословаков попала не только часть русских империальных сокровищ, но, вероятно, и румынские сокровища. Осенью 1916 года Румыния, воевавшая на стороне Антанты и находившаяся под угрозой немецкой оккупации, решила доверить России на хранение золотой запас своего национального банка, королевские и церковные ценности, музейные экспонаты, документы из академии и государственного архива и коллекции частных лиц. Это были два железнодорожных состава стоимостью 38 миллиардов долларов в нынешней валюте. Известно лишь, что румынские сокровища были эвакуированы вместе с русскими, потом их след теряется. В последний раз они были предметом переговоров на высшем уровне между Румынией и Российской Федерацией в 2003 году (без каких-либо результатов).
<...>
01.03.1920 после отъезда во Владивосток последнего поезда с легионерами Лев Прхала передал большевикам золото в 18 вагонах. Его общий вес был оценен в 18000-20000 пудов, то есть примерно в одну треть от первоначального."
Дальше здесь: http://bohemicus.livejournal.com/44450.html
И еще интересно пишет о роли иностранцев в гражданской войне полковник Авенир Ефимов: "Выступление чехов было слишком неожиданно для всех - и большевиков, и антибольшевиков. При том хаотическом состоянии, в котором находились вооружённые силы красных, и зачаточности в подполье сил их противников, выступление 30000 организованной массы чехов было действительно весьма крупным событием для того, и только того момента. Это событие было использовано антибольшевиками для открытия выступлений, и об этом выступлении чехов кричалось и раздувалось вовсю с определённой целью: повысить настроение среди антибольшевистского лагеря, привлечь в свои ряды возможно больше народа, воздействовать морально на большевиков. Но когда, почти сейчас же, начались разные трения меЖду русскими и чехами, об этом усиленно скрывалось, чтобы не повредить успеху борьбы. Точно так же, когда, повоевав месяца 2, чехи отказались дальше держать фронт и потекли в тыл, это затушевывали, скрывали, говорили, что чехи
до того утомились, что НУЖдаются в отдыхе, что после отдыха они опять будут сражаться и т. д. Для руководителей Белой борьбы цена чехов была ясна сразу, но необходимость использовать их выступление и по возможности силы, заставляла кричать об их выдающейся роли, об их подвигах и т. д. и замалчивать об их безобразиях грабежах, трусости, отказе повиноваться приказам, самовольных уходах с фронта до смены и т. д.
Теперь-то истины скрывать не приходится, и следует всё поставить на своё место. В первую очередь историку следует отличать борьбу с большевиками русских сил, имевших глубоко идейную задачу спасения Родины, от действий различных иностранцев, имевших исключительно корыстную цель. В этом отношении следует держаться как раз обратного тому, что говорят, пишут и вдалбливают во все головы большевики. Они сознательно соединяют русские белые силы с иностранцами: «русская и иностранная буржуазия, домашняя и заграничная контрреволюция», «В дружественном единении старались раздавить русскую революцию, закабалить вновь русск. крестьянина и рабочего», «русские капиталисты, помещики и генералы в трогательном единомыслии со своими иностран. собратьями залили кровью крестьян и рабочих...». Для них это имеет не только программный смысл их учения, по которому все народы делятся на угнетателей и угнетённых, но ещё гораздо больший практический смысл, противоречащий их программе: выставить себя защитниками пролетарского отечества (для широких масс звучавшего «матушкой-Россией» в красном сарафане).
В противоположность большевикам, каждому русскому национальному историку или писателю следует резко отделять белую борьбу от вмешательства иностранцев и их случайной или нарочитой, корыстной помощи.
Это тем более следует делать, что сами иностранцы, в своих опять-таки целях, для самооправдания, прикрывая свои грехи, стараются все события изобразить так, что они делали всё очень хорошо, помогали как могли, а русские сами себе портили, сами виноваты, что их разбили большевики. Помню, мне пришлось читать про Архангельский фронт воспоминания какого-то американца. Даже в чисто военном отношении он старается изобразить дело так, что русские отряды никуда не годились, бегали с фронта, а по-настоящему дрались только они да англичане. Он указывает и факты, против которых, собственно, возразить очень трудно. Но важны тут не голые факты, а также их всестороннее и беспристрастное освещение. Иностранцы имели правильно организованные воинские части, имевшие вдоволь снаряжения, вооружения, боевых припасов, продовольствия и транспортов на случай бегства. Русские отряды состояли из разных элементов стойких антибольшевиков до тайных сообщников большевиков и с большой массой неустойчивого элемента, ожидающего времени «чья возьмет». Эти отряды не имели иногда ни достаточного оружия, снаряжения и продовольствия, очень часто оставались без огнеприпасов и уже, конечно, не располагали транспортами, которые могли бы отвезти их в случае неудачи в какое-то новое отечество. Они осуждались на гибель или на случайное спасение, если удастся перейти границу (румыны не пускали) или уплыть морем, если будут пароходы. Всё это тоже надо учесть, - разница в условиях борьбы для иностранцев и русских была несоизмеримая. Наконец, когда дело было плохо и своевременно бежать не удавалось, иностранцы стремились удрать под прикрытием тех же русских отрядов, которые они так слабо расценивают теперь в своих воспоминаниях, и, наконец, не останавливались перед самым гнусным предательством. Интересно отметить, что на всех фронтах «союзнички» сматывались первыми, предоставляя русским белым отрядам, которым они будто бы хотели помочь в борьбе с большевиками, защищать их бегство и гибнуть. О том, как французы бежали из Одессы, я уже Вам писал. Могущественная японская армия и из Забайкалья, и из Приморья уходила под прикрытием белых. Честный воин и союзник должен был бы сказать: «Мы уходим, а Вы слабы и не сможете удержаться. При готовьтесь к уходу и отступайте вместе с нами или раньше нас». Ничего подобного не было, а считающаяся (после уничтожения германской) лучшей армией в мире Императорская японская армия старалась улизнуть из областей России под прикрытием обессиленных, измотанных русских белых отрядов. В Приморье это целиком не удалось, и, говорят, японцы, оставшиеся последними во Владивостоке, страшно нервничали и боялись, что будут уничтожены большевиками.
Когда мы, отступая по Сибири, опередили чешские эшелоны, чехи поступили просто. Они не открыли вновь фронта, а договорились с большевиками и за разрешение двигаться дальше предали адмирала Колчака; отдали русское золото и т. д. Если бы могли, то предали бы и нас, заперев где-нибудь проход между Красноярском и Байкалом, да трусили.
Для правильного представления о действиях иностранцев необходимо разобраться, какую пользу и какой вред принесли они русским национальным силам. Польза главным образом в доставке разной материальной помощи, приходившей с большим опозданием или прекращавшейся тогда, когда было особенно нужно. Вспомним японцев, которые охотно подбивали нас к драке с красными, а патронов из наших же складов не давали, Хабаровский поход мы кончали с огромной нуждой в патронах, вагонов из Приморья почти не выпускали или под строгим учётом и требованием возвращения и т. д. Про боевые силы говорить не приходится, их на фронтах, кроме чехов в течение короткого времени, не было. В тылу производили экзекуции, и это был No 1 из ряда вредных сторон деятельности иностранщины. Этот пункт большевики очень искусно использовали для своей пропаганды. и получили большую прибыль. Выходило действительно так, что они являются защитниками русского народа против нашествия иноплеменников, а мы, белые, - изменниками. Мы принимали помощь от иностранцев, в тылу у нас безобразничали иностранные войска, для представителей иностранцев у нас отводились лучшие помещения, гостиницы, казармы, отдавались лучшие вагоны, да и вообще жел. дорога больше служила для иностранцев, чем для нас (в Сибири особенно, где дело кончилось тем, что чехи отступали по жел. дороге, а мы трепались пешком и даже раненых не могли эвакуировать - вагоны с ними застревали, и раненые замерзали). Вся эта картина сама собой говорила не в нашу пользу, а в пользу большевиков. И у большевиков были свои иностранцы - латыши, мадьяры, китайцы и т. д. Но какая разница! Эти части находились в полном подчинении большевиков, сражались на фронте и ни в малейшей степени не изображали из себя «союзников», не предъявляли и не могли предъявлять никаких особых требований и привилегий.
В общем результате одна эта причина - господство иностранщины в белом лагере - принесла белому движению, по моему мнению, гораздо более вреда, чем пользы. Это первое зло.
Второе зло исходит из географических условий. Иностранцы могли помогать с моря, со стороны портов. Это заставляло белые армии на всех фронтах тянуться к портам в надежде получить большую помощь от иностранцев. Невольно всё базирование антибольшевиков приноравливалось в направлении портов, расчёты велись на внешнюю помощь, а не на внутренние ресурсы России (помните, по вопросу о «базах» я Вам писал, что в гражданской войне того типа, которой была наша, базы находятся не в тылу, а по обе стороны фронта). Это привело к тому, что к белым армиям на окраины стекалось всё энергичное и стойкое из центра России, пробираясь через фронт. Это, конечно, главным образом офицерство и молодёжь. На окраинах был переизбыток офицерства (особенно на Юге), офицеры сражались, как рядовые, а в центре России некому было волновать недовольных и подымать восстания. Вспомним, что в первое время, когда этого перемещения не было, в центральной России был ряд сильных восстаний. Перхуров поднял восстание в Ярославле и дрался более 2 недель. Около этого же времени были восстания в Рыбинске и Муроме. Ижевское восстание можно отнести также к этому разряду внутренних восстаний, т.к. оно вспыхнуло самостоятельно, в тылу красного фронта. Все эти восстания могли первое время подавляться, часть энергичных вождей уничтожаться, но это не прекратило бы их совсем. Слухи (даже определ. сведения) о недавних восстаниях на Кубани и др. местах об этом свидетельствуют. Образование фронтов в направлении к границам (к морям) очистило для большевиков центр от наиболее опасного для них элемента. Такие железные люди, как Перхуров, такие отличные бойцы, как Ижевские и Воткинские рабочие, бросили свои места и потянулись на фронты. В центре оставалось немало «бродильного» элемента, но всё наиболее энергичное, в том числе и способное руководить и двигать, ушло, и некому было расшатывать большевиков частыми и сильными восстаниями.
Это второе значительное зло, в котором иностранцы сами по себе неповинны, но которое они причинили тем, что притянули антибольшевистские силы к морям в надежде на скорую и обильную помощь.
Третье зло вытекает из второго, является его продолжением. Окончание борьбы с большевиками по местности относится как раз ко всем этим портам и пограничным пунктам, на которые белые смотрели как на базы, дающие им возможности к усилению борьбы, питающие эту борьбу и подготавливающие победы. Но через эти базы ещё во время хода борьбы стал утекать за границу более слабый и трусливый состав белых армий, а затем там же искали своего спасения и разбитые остатки белых армий. Это положило довольно резкую грань в борьбе и чрезвычайно подняло большевиков и в своих собственных глазах, и в глазах русского народа, и среди других наций.
Окончательно борьба не заглохла. Новые восстания в Кронштадте, Антонова в Тамб[овской] губ., в Самарк[андской], Витеб[ской] губ., о чем я посылал Вам выписки, опять-таки говорят сами за себя. Тут-то и возникает вопрос, что было бы с большевиками, если бы русская революция происходила без всякого вмешательства иностранцев. Не было бы, наверное, фронтов, не было бы несбыточных надежд и упований на спасителей-иностранцев, не тянулись бы все люди с волей и энергией в образовавшиеся белые армии. Россия бы бурлила значительно дольше, Антоновских восстаний было бы много больше и какой-то результат это имело бы. Около 2 000000 русских эмигрантов, сейчас на разные лады кричащих о своём патриотизме и изобретающих сотни способов спасения России, сидели бы все в России. Может быть, половина их примирилась бы с больщевиками и тянула свою жизненную лямку, как тянут сейчас за границей; может, немалая часть обратилась бы и в настоящих большевиков. Но несомненно, что очень значительная часть нынешней эмиграции, в числе которых немало выдающихся людей в самых различных областях деятельности, теми или иными путями - недовольством, критикой, восстаниями, моральным и умственным давлением на коммунистов - сделали бы гораздо больше на месте, чем теперь издалека.
На четвёртое место следует поставить то значение, которое имело появление иностранщины для образования красной армии. Без этого появления большевики не создали бы столь быстро столь сильную и, главное, весьма надёжную армию. Появление иностранцев всегда вызывает подозрение в захватнических намерениях, оскорбляет национальное чувство, вызывает подъём патриотизма и пламенное желание дать в шею пришельцам. Большевики это использовали, превратились в патриотов и под страхом гибели от интервенции стали энергично и спешно формировать регулярную армию вместо тех отрядов красной гвардии, которую полагалось у них иметь согласно их воззрений (регулярная армия должна быть уничтожена, допускается только милиционная армия). Привлекли для этого немало старых офицеров, которые часто работали не только за страх, но и за совесть, так как на Россию шли иноземные силы. Этого двойственного положения не было бы, если бы иностранцы не появлялись, красные вооружённые силы не были бы созданы в столь мощном виде и не были [бы] столь надёжны. Многочисленные случаи отказа красных частей от усмирения крестьянских восстаний, при весьма добросовестном исполнении своих обязанностей против белых фронтов, необходимость для внутренней службы создания особо надёжных войск ГПУ и ЧОНа указывают, что если бы Россия была предоставлена самой себе, красная армия была [бы] чем-то совсем другим по силе и надёжности, чем это случилось в действительности. Я не хочу этим доказывать весьма гадательную проблему - были бы большевики свергнуты рядом внутренних восстаний? Но, во всяком случае, определённо и твёрдо теперь можно сказать, что ставка антибольшевиков на иностранцев бита и бита самым решительным образом. И было бы очень хорошо, если бы у нас никогда не возрождалось желание расправиться с большевиками с помощью иностранных сил, никогда бы им больше не доверяли и не ждали от них помоши. Надо надеяться и рассчитывать только на себя, собственными руками ковать своё благополучие и благоденствие своей Родины. Взоры на иностранцев до добра не доведут. Решительная помощь от них будет стоить России очень дорого, лишением части земель и экономической кабалой, а на мелкие приманки лучше и не кидаться, - продадут и обманут, как в 1920 г. Мне кажется, из всех держав наиболее искренно желает уничтожения большевиков Япония. Коммунизм пришёлся по душе азиатским народам, а историей они подготовлены к коммунальному со жительству, а не к широкому развитию западного индивидуализма. Япония боится распространения коммунизма в Китае, потом в Корее и у себя. Но не думаю, чтобы они стремились уничтожить коммунизм в России вообще. Национальная Россия им тоже не по душе. Наверное, самое желательное для них - «освобождение» от большевизма нашего Д. Востока, и, так как прикарманить его неудобно, и так озлобили весь мир, то «освободят» его под видом какой-нибудь новой империи типа Манчугоу, под главенством «атамана Пу-и», для чего и держится в консервированном виде Семёнов, как держался в плену и Пу-и.
Может быть, наша Дальневосточная эмиграция делает много в смысле борьбы с большевиками, может быть, она вынуждена идти рядом с японцами, и, может быть, другого выхода нет, но спасения всей России от большевиков в этом не будет.
Если в реальной политике такие отступления в сторону возможны и вынуждены обстановкой, то нельзя согласиться, чтобы духовная подготовка и закаливание характера будущих бойцов сходила с прямого пути чистого национализма, веры в свои собственные силы, отрицания иностранцев как наших спасителей.
...Всего этого не было бы, если бы борьба с большевиками приняла, если можно так выразиться, «нормальное» развитие постепенного наращения и внутреннего укрепления антибольшевистских сил, выработки наиболее удачных методов действий... К этой же обратной стороне относится поведение самих чехословаков, быстро бросивших фронт, вносивших разврат и дезорганизацию в наш тыл карательными отрядами, поддержкой партизан, захватом жел. дороги и нарушением почти полностью нашего движения грузов, даже прямыми вооружёнными восстаниями (Гайды во Владивостоке194).
У нас, к сожалению, не было ни во время Великой войны, ни во время Гражданской людей типа Петра Великого,
Александра 111 или даже Столыпина. Был разброд партий, групп и всяких течений, руководимых политическими честолюбцами. У наших противников был Ленин, который действительно был выдающимся человеком и держал всё в своих руках и направлял в нужную сторону. Не будучи военным, он все силы направлял на вооружённую борьбу и создал «военный коммунизм»; не командуя армиями, он держал все нити военного управления и тыкал нос Троцкого и других туда, куда нужно было. Против Ленина у нас был ряд довольно хороших, честных и знающих военачальников (Колчак, Деникин, Юденич и др.), но ни один из них не смог выдвинуться в действительные диктаторы - руководители и военной, и политической (гражданской) борьбы с большевиками. Если бы такое лицо было, то безразлично было бы, кто управлял непосредственно военными делами - один или
два-три человека, т. к. такое лицо все интересы сосредоточило бы на военной победе в первую голову и не измеряло бы степень зависимости «гражданского» от «военного».
Цитата длинная, но дельная кмк. Что роль иностранцев часто преувеличивается излишне.
В Казани в руки чехословаков попала не только часть русских империальных сокровищ, но, вероятно, и румынские сокровища. Осенью 1916 года Румыния, воевавшая на стороне Антанты и находившаяся под угрозой немецкой оккупации, решила доверить России на хранение золотой запас своего национального банка, королевские и церковные ценности, музейные экспонаты, документы из академии и государственного архива и коллекции частных лиц. Это были два железнодорожных состава стоимостью 38 миллиардов долларов в нынешней валюте. Известно лишь, что румынские сокровища были эвакуированы вместе с русскими, потом их след теряется. В последний раз они были предметом переговоров на высшем уровне между Румынией и Российской Федерацией в 2003 году (без каких-либо результатов).
<...>
01.03.1920 после отъезда во Владивосток последнего поезда с легионерами Лев Прхала передал большевикам золото в 18 вагонах. Его общий вес был оценен в 18000-20000 пудов, то есть примерно в одну треть от первоначального."
Дальше здесь: http://bohemicus.livejournal.com/44450.html
И еще интересно пишет о роли иностранцев в гражданской войне полковник Авенир Ефимов: "Выступление чехов было слишком неожиданно для всех - и большевиков, и антибольшевиков. При том хаотическом состоянии, в котором находились вооружённые силы красных, и зачаточности в подполье сил их противников, выступление 30000 организованной массы чехов было действительно весьма крупным событием для того, и только того момента. Это событие было использовано антибольшевиками для открытия выступлений, и об этом выступлении чехов кричалось и раздувалось вовсю с определённой целью: повысить настроение среди антибольшевистского лагеря, привлечь в свои ряды возможно больше народа, воздействовать морально на большевиков. Но когда, почти сейчас же, начались разные трения меЖду русскими и чехами, об этом усиленно скрывалось, чтобы не повредить успеху борьбы. Точно так же, когда, повоевав месяца 2, чехи отказались дальше держать фронт и потекли в тыл, это затушевывали, скрывали, говорили, что чехи
до того утомились, что НУЖдаются в отдыхе, что после отдыха они опять будут сражаться и т. д. Для руководителей Белой борьбы цена чехов была ясна сразу, но необходимость использовать их выступление и по возможности силы, заставляла кричать об их выдающейся роли, об их подвигах и т. д. и замалчивать об их безобразиях грабежах, трусости, отказе повиноваться приказам, самовольных уходах с фронта до смены и т. д.
Теперь-то истины скрывать не приходится, и следует всё поставить на своё место. В первую очередь историку следует отличать борьбу с большевиками русских сил, имевших глубоко идейную задачу спасения Родины, от действий различных иностранцев, имевших исключительно корыстную цель. В этом отношении следует держаться как раз обратного тому, что говорят, пишут и вдалбливают во все головы большевики. Они сознательно соединяют русские белые силы с иностранцами: «русская и иностранная буржуазия, домашняя и заграничная контрреволюция», «В дружественном единении старались раздавить русскую революцию, закабалить вновь русск. крестьянина и рабочего», «русские капиталисты, помещики и генералы в трогательном единомыслии со своими иностран. собратьями залили кровью крестьян и рабочих...». Для них это имеет не только программный смысл их учения, по которому все народы делятся на угнетателей и угнетённых, но ещё гораздо больший практический смысл, противоречащий их программе: выставить себя защитниками пролетарского отечества (для широких масс звучавшего «матушкой-Россией» в красном сарафане).
В противоположность большевикам, каждому русскому национальному историку или писателю следует резко отделять белую борьбу от вмешательства иностранцев и их случайной или нарочитой, корыстной помощи.
Это тем более следует делать, что сами иностранцы, в своих опять-таки целях, для самооправдания, прикрывая свои грехи, стараются все события изобразить так, что они делали всё очень хорошо, помогали как могли, а русские сами себе портили, сами виноваты, что их разбили большевики. Помню, мне пришлось читать про Архангельский фронт воспоминания какого-то американца. Даже в чисто военном отношении он старается изобразить дело так, что русские отряды никуда не годились, бегали с фронта, а по-настоящему дрались только они да англичане. Он указывает и факты, против которых, собственно, возразить очень трудно. Но важны тут не голые факты, а также их всестороннее и беспристрастное освещение. Иностранцы имели правильно организованные воинские части, имевшие вдоволь снаряжения, вооружения, боевых припасов, продовольствия и транспортов на случай бегства. Русские отряды состояли из разных элементов стойких антибольшевиков до тайных сообщников большевиков и с большой массой неустойчивого элемента, ожидающего времени «чья возьмет». Эти отряды не имели иногда ни достаточного оружия, снаряжения и продовольствия, очень часто оставались без огнеприпасов и уже, конечно, не располагали транспортами, которые могли бы отвезти их в случае неудачи в какое-то новое отечество. Они осуждались на гибель или на случайное спасение, если удастся перейти границу (румыны не пускали) или уплыть морем, если будут пароходы. Всё это тоже надо учесть, - разница в условиях борьбы для иностранцев и русских была несоизмеримая. Наконец, когда дело было плохо и своевременно бежать не удавалось, иностранцы стремились удрать под прикрытием тех же русских отрядов, которые они так слабо расценивают теперь в своих воспоминаниях, и, наконец, не останавливались перед самым гнусным предательством. Интересно отметить, что на всех фронтах «союзнички» сматывались первыми, предоставляя русским белым отрядам, которым они будто бы хотели помочь в борьбе с большевиками, защищать их бегство и гибнуть. О том, как французы бежали из Одессы, я уже Вам писал. Могущественная японская армия и из Забайкалья, и из Приморья уходила под прикрытием белых. Честный воин и союзник должен был бы сказать: «Мы уходим, а Вы слабы и не сможете удержаться. При готовьтесь к уходу и отступайте вместе с нами или раньше нас». Ничего подобного не было, а считающаяся (после уничтожения германской) лучшей армией в мире Императорская японская армия старалась улизнуть из областей России под прикрытием обессиленных, измотанных русских белых отрядов. В Приморье это целиком не удалось, и, говорят, японцы, оставшиеся последними во Владивостоке, страшно нервничали и боялись, что будут уничтожены большевиками.
Когда мы, отступая по Сибири, опередили чешские эшелоны, чехи поступили просто. Они не открыли вновь фронта, а договорились с большевиками и за разрешение двигаться дальше предали адмирала Колчака; отдали русское золото и т. д. Если бы могли, то предали бы и нас, заперев где-нибудь проход между Красноярском и Байкалом, да трусили.
Для правильного представления о действиях иностранцев необходимо разобраться, какую пользу и какой вред принесли они русским национальным силам. Польза главным образом в доставке разной материальной помощи, приходившей с большим опозданием или прекращавшейся тогда, когда было особенно нужно. Вспомним японцев, которые охотно подбивали нас к драке с красными, а патронов из наших же складов не давали, Хабаровский поход мы кончали с огромной нуждой в патронах, вагонов из Приморья почти не выпускали или под строгим учётом и требованием возвращения и т. д. Про боевые силы говорить не приходится, их на фронтах, кроме чехов в течение короткого времени, не было. В тылу производили экзекуции, и это был No 1 из ряда вредных сторон деятельности иностранщины. Этот пункт большевики очень искусно использовали для своей пропаганды. и получили большую прибыль. Выходило действительно так, что они являются защитниками русского народа против нашествия иноплеменников, а мы, белые, - изменниками. Мы принимали помощь от иностранцев, в тылу у нас безобразничали иностранные войска, для представителей иностранцев у нас отводились лучшие помещения, гостиницы, казармы, отдавались лучшие вагоны, да и вообще жел. дорога больше служила для иностранцев, чем для нас (в Сибири особенно, где дело кончилось тем, что чехи отступали по жел. дороге, а мы трепались пешком и даже раненых не могли эвакуировать - вагоны с ними застревали, и раненые замерзали). Вся эта картина сама собой говорила не в нашу пользу, а в пользу большевиков. И у большевиков были свои иностранцы - латыши, мадьяры, китайцы и т. д. Но какая разница! Эти части находились в полном подчинении большевиков, сражались на фронте и ни в малейшей степени не изображали из себя «союзников», не предъявляли и не могли предъявлять никаких особых требований и привилегий.
В общем результате одна эта причина - господство иностранщины в белом лагере - принесла белому движению, по моему мнению, гораздо более вреда, чем пользы. Это первое зло.
Второе зло исходит из географических условий. Иностранцы могли помогать с моря, со стороны портов. Это заставляло белые армии на всех фронтах тянуться к портам в надежде получить большую помощь от иностранцев. Невольно всё базирование антибольшевиков приноравливалось в направлении портов, расчёты велись на внешнюю помощь, а не на внутренние ресурсы России (помните, по вопросу о «базах» я Вам писал, что в гражданской войне того типа, которой была наша, базы находятся не в тылу, а по обе стороны фронта). Это привело к тому, что к белым армиям на окраины стекалось всё энергичное и стойкое из центра России, пробираясь через фронт. Это, конечно, главным образом офицерство и молодёжь. На окраинах был переизбыток офицерства (особенно на Юге), офицеры сражались, как рядовые, а в центре России некому было волновать недовольных и подымать восстания. Вспомним, что в первое время, когда этого перемещения не было, в центральной России был ряд сильных восстаний. Перхуров поднял восстание в Ярославле и дрался более 2 недель. Около этого же времени были восстания в Рыбинске и Муроме. Ижевское восстание можно отнести также к этому разряду внутренних восстаний, т.к. оно вспыхнуло самостоятельно, в тылу красного фронта. Все эти восстания могли первое время подавляться, часть энергичных вождей уничтожаться, но это не прекратило бы их совсем. Слухи (даже определ. сведения) о недавних восстаниях на Кубани и др. местах об этом свидетельствуют. Образование фронтов в направлении к границам (к морям) очистило для большевиков центр от наиболее опасного для них элемента. Такие железные люди, как Перхуров, такие отличные бойцы, как Ижевские и Воткинские рабочие, бросили свои места и потянулись на фронты. В центре оставалось немало «бродильного» элемента, но всё наиболее энергичное, в том числе и способное руководить и двигать, ушло, и некому было расшатывать большевиков частыми и сильными восстаниями.
Это второе значительное зло, в котором иностранцы сами по себе неповинны, но которое они причинили тем, что притянули антибольшевистские силы к морям в надежде на скорую и обильную помощь.
Третье зло вытекает из второго, является его продолжением. Окончание борьбы с большевиками по местности относится как раз ко всем этим портам и пограничным пунктам, на которые белые смотрели как на базы, дающие им возможности к усилению борьбы, питающие эту борьбу и подготавливающие победы. Но через эти базы ещё во время хода борьбы стал утекать за границу более слабый и трусливый состав белых армий, а затем там же искали своего спасения и разбитые остатки белых армий. Это положило довольно резкую грань в борьбе и чрезвычайно подняло большевиков и в своих собственных глазах, и в глазах русского народа, и среди других наций.
Окончательно борьба не заглохла. Новые восстания в Кронштадте, Антонова в Тамб[овской] губ., в Самарк[андской], Витеб[ской] губ., о чем я посылал Вам выписки, опять-таки говорят сами за себя. Тут-то и возникает вопрос, что было бы с большевиками, если бы русская революция происходила без всякого вмешательства иностранцев. Не было бы, наверное, фронтов, не было бы несбыточных надежд и упований на спасителей-иностранцев, не тянулись бы все люди с волей и энергией в образовавшиеся белые армии. Россия бы бурлила значительно дольше, Антоновских восстаний было бы много больше и какой-то результат это имело бы. Около 2 000000 русских эмигрантов, сейчас на разные лады кричащих о своём патриотизме и изобретающих сотни способов спасения России, сидели бы все в России. Может быть, половина их примирилась бы с больщевиками и тянула свою жизненную лямку, как тянут сейчас за границей; может, немалая часть обратилась бы и в настоящих большевиков. Но несомненно, что очень значительная часть нынешней эмиграции, в числе которых немало выдающихся людей в самых различных областях деятельности, теми или иными путями - недовольством, критикой, восстаниями, моральным и умственным давлением на коммунистов - сделали бы гораздо больше на месте, чем теперь издалека.
На четвёртое место следует поставить то значение, которое имело появление иностранщины для образования красной армии. Без этого появления большевики не создали бы столь быстро столь сильную и, главное, весьма надёжную армию. Появление иностранцев всегда вызывает подозрение в захватнических намерениях, оскорбляет национальное чувство, вызывает подъём патриотизма и пламенное желание дать в шею пришельцам. Большевики это использовали, превратились в патриотов и под страхом гибели от интервенции стали энергично и спешно формировать регулярную армию вместо тех отрядов красной гвардии, которую полагалось у них иметь согласно их воззрений (регулярная армия должна быть уничтожена, допускается только милиционная армия). Привлекли для этого немало старых офицеров, которые часто работали не только за страх, но и за совесть, так как на Россию шли иноземные силы. Этого двойственного положения не было бы, если бы иностранцы не появлялись, красные вооружённые силы не были бы созданы в столь мощном виде и не были [бы] столь надёжны. Многочисленные случаи отказа красных частей от усмирения крестьянских восстаний, при весьма добросовестном исполнении своих обязанностей против белых фронтов, необходимость для внутренней службы создания особо надёжных войск ГПУ и ЧОНа указывают, что если бы Россия была предоставлена самой себе, красная армия была [бы] чем-то совсем другим по силе и надёжности, чем это случилось в действительности. Я не хочу этим доказывать весьма гадательную проблему - были бы большевики свергнуты рядом внутренних восстаний? Но, во всяком случае, определённо и твёрдо теперь можно сказать, что ставка антибольшевиков на иностранцев бита и бита самым решительным образом. И было бы очень хорошо, если бы у нас никогда не возрождалось желание расправиться с большевиками с помощью иностранных сил, никогда бы им больше не доверяли и не ждали от них помоши. Надо надеяться и рассчитывать только на себя, собственными руками ковать своё благополучие и благоденствие своей Родины. Взоры на иностранцев до добра не доведут. Решительная помощь от них будет стоить России очень дорого, лишением части земель и экономической кабалой, а на мелкие приманки лучше и не кидаться, - продадут и обманут, как в 1920 г. Мне кажется, из всех держав наиболее искренно желает уничтожения большевиков Япония. Коммунизм пришёлся по душе азиатским народам, а историей они подготовлены к коммунальному со жительству, а не к широкому развитию западного индивидуализма. Япония боится распространения коммунизма в Китае, потом в Корее и у себя. Но не думаю, чтобы они стремились уничтожить коммунизм в России вообще. Национальная Россия им тоже не по душе. Наверное, самое желательное для них - «освобождение» от большевизма нашего Д. Востока, и, так как прикарманить его неудобно, и так озлобили весь мир, то «освободят» его под видом какой-нибудь новой империи типа Манчугоу, под главенством «атамана Пу-и», для чего и держится в консервированном виде Семёнов, как держался в плену и Пу-и.
Может быть, наша Дальневосточная эмиграция делает много в смысле борьбы с большевиками, может быть, она вынуждена идти рядом с японцами, и, может быть, другого выхода нет, но спасения всей России от большевиков в этом не будет.
Если в реальной политике такие отступления в сторону возможны и вынуждены обстановкой, то нельзя согласиться, чтобы духовная подготовка и закаливание характера будущих бойцов сходила с прямого пути чистого национализма, веры в свои собственные силы, отрицания иностранцев как наших спасителей.
...Всего этого не было бы, если бы борьба с большевиками приняла, если можно так выразиться, «нормальное» развитие постепенного наращения и внутреннего укрепления антибольшевистских сил, выработки наиболее удачных методов действий... К этой же обратной стороне относится поведение самих чехословаков, быстро бросивших фронт, вносивших разврат и дезорганизацию в наш тыл карательными отрядами, поддержкой партизан, захватом жел. дороги и нарушением почти полностью нашего движения грузов, даже прямыми вооружёнными восстаниями (Гайды во Владивостоке194).
У нас, к сожалению, не было ни во время Великой войны, ни во время Гражданской людей типа Петра Великого,
Александра 111 или даже Столыпина. Был разброд партий, групп и всяких течений, руководимых политическими честолюбцами. У наших противников был Ленин, который действительно был выдающимся человеком и держал всё в своих руках и направлял в нужную сторону. Не будучи военным, он все силы направлял на вооружённую борьбу и создал «военный коммунизм»; не командуя армиями, он держал все нити военного управления и тыкал нос Троцкого и других туда, куда нужно было. Против Ленина у нас был ряд довольно хороших, честных и знающих военачальников (Колчак, Деникин, Юденич и др.), но ни один из них не смог выдвинуться в действительные диктаторы - руководители и военной, и политической (гражданской) борьбы с большевиками. Если бы такое лицо было, то безразлично было бы, кто управлял непосредственно военными делами - один или
два-три человека, т. к. такое лицо все интересы сосредоточило бы на военной победе в первую голову и не измеряло бы степень зависимости «гражданского» от «военного».
Цитата длинная, но дельная кмк. Что роль иностранцев часто преувеличивается излишне.